Восемь Фаберже - Страница 46

– Я однажды купил в России Рембрандта, – во второй раз за день вспомнил Хаммер. – Но он оказался фальшивым.

– У нас все настоящее, – сказал Штарк, но не с гордостью, а с насмешкой. – Распродаем все неправедно нажитое. Неправедно – это значит, до большевиков.

– Вам не нравятся большевики? – удивленно спросил Хаммер. В последнее время тон, каким говорил Штарк, сделался исключительно редким.

– Мне не нравятся невежды, – проворчал ювелир. – Знаете, как сказал товарищ Пятаков?

Слово «товарищ» прозвучало в его устах как «идиот»; нет, этот немец явно не питал слабости к большевикам.

– Председатель Госбанка? – проявил осведомленность Хаммер.

– Он самый. Товарищ Пятаков сказал: чтобы преодолеть саботаж интеллигенции, которая сидит у нас на искусстве, нужно на реализацию антикварных ценностей поставить людей, которые ничего в искусстве не понимают.

– Но вы понимаете?

– Я ювелир, – подтвердил Штарк догадку Хаммера. – Я двадцать лет работал на фирму Фаберже и видел, как у него отобрали мастерскую и магазин. Он надел пальто и вышел. Только его и видели.

Хаммер совсем перестал понимать, почему этот человек, разговаривающий так с первым встречным, еще не расстрелян, а работает в советском учреждении.

– Почему же вы не уехали?

– Встретил мою будущую жену. – Штарк впервые улыбнулся. – Я не жалуюсь. У нас растет сын. А хороший ювелир не пропадет ни при какой власти. Кто бы сейчас им оценивал все, что они на… наконфисковывали?

– Давайте посмотрим, что у вас есть, – сказал Хаммер поспешно. Ему хотелось перейти от опасных разговоров к делу – к той самой новой жизни, которая неожиданно нарисовалась для него в кабинете на Варварке.

Арманд часто сочинял в уме целые страницы для своей будущей автобиографии. Сегодняшняя начиналась бы примерно так: «В захламленной квартире старого немца – ювелира по фамилии Штарк я нашел настоящую сокровищницу. Этот Штарк титаническими стараниями и, подозреваю, не всегда законными методами собрал удивительную коллекцию изделий Фаберже – любимого ювелира царской семьи».

В реальности, а не в мемуарах, консультант «Антиквариата» Антон Штарк махнул рукой в сторону ящиков, которыми была заставлена половина комнаты.

– Думаю, вам будут поставлять вот такое. Здесь все вперемешку – портсигары, столовое серебро, оклады для икон, образки. Вот в этих ящиках серебро. В этих – самоцветы, кое-какое дешевое золотишко. Я инвентаризирую понемногу. Зубные коронки пока не попадались.

Хаммер заглянул в один ящик, в другой – и правда, сваленная в кучу воровская добыча. Неужели об этом говорил Микоян? Кому можно продать это добро в Америке?

– Товарищ Микоян сказал мне, что речь идет о произведениях искусства, – запротестовал Хаммер. – А это просто…

– Краденые безделушки, да?

– Не мое дело судить, но если так, вы тоже торговец краденым. – Пора было поставить наглеца на место.

– Я – инвентаризирую и оцениваю предметы. Не более того.

– Для продажи.

Немец подтянул венский стул поближе к ящикам, сел, закинув ногу на ногу.

– Вы готовы этим торговать? – спросил он Хаммера.

– Этим, пожалуй, нет, – ответил американец упавшим голосом.

– Потому что оно краденое, или по какой-то другой причине?

– Это скорее военная добыча, – сказал Хаммер. – У вас была война. Что-то подобное происходило в Америке после нашей Гражданской войны. Нет, моральные соображения здесь ни при чем. Товарищ народный комиссар дал мне понять, что речь идет о предметах, так сказать, музейного уровня. Которые можно было бы продавать в галерее. У меня галерея в Нью – Йорке.

– А портсигары и, вот, иконки нельзя продавать в галерее?

– Едва ли. Только как сувениры, в отдельном магазинчике, если рядом продается что-то более серьезное.

– Например, что-нибудь, принадлежавшее русскому царю?

– Да. Сокровища Романовых, – повторил Хаммер рекламный лозунг, который придумал ему Микоян. – Фаберже ведь был царским ювелиром.

– Был. Вы знаете об императорских пасхальных яйцах?

– Слышал что-то, – сказал Хаммер осторожно.

– Подарки, которые два последних императора, Александр III и Николай II, дарили своим женам, а Николай – еще и матери. Каждую Пасху. Всего Фаберже сделал их пять десятков, и большая часть из них еще в России.

– А я мог бы на них взглянуть?

– Прямо сейчас – нет, они в запасниках Оружейной палаты в Кремле. Но у меня есть фотографии и описания. – Штарк поднялся, подошел к столу, выудил из горы бумаг коричневую папку. – Вот, смотрите.

По фотографиям невозможно было понять, какими камнями усыпаны и каким словно светящимся изнутри материалом покрыты затейливые яички, но в описаниях было ясно сказано: сапфиры, бриллианты, рубины… Арманд не был обделен фантазией и потому разглядывал содержимое папки, как завороженный. Вот это и вправду царские сокровища!

– Это тоже предлагается к продаже?

– Да, но не вам. О них уже есть договоренность с одним англичанином. Эммуануэлем Сноумэном. Он несколько раз приезжал в Москву и купил уже девять яиц. Думаю, что почти все и распродал. Скоро приедет опять.

– Я давно в России, господин Штарк, – Хаммер решил больше не называть немца товарищем, – и знаю, что из подобных ситуаций всегда есть выход. Что нужно, чтобы включить эти яйца в список предметов, которые я получу для реализации?

– Для начала – ваше согласие продать их за цену, которую я определю, – ответил Штарк. – Дальше можно будет попробовать убедить Гинзбурга, что выгоднее передать яйца вам, чем Сноумэну.