Несмотря на боль, он отказался от таблеток, которые предлагал ему мексиканец, – и все равно проспал половину своих первых суток в Модесто. А когда проснулся в холодном поту, не чувствовал в себе сил даже перевернуть промокшую подушку.
Скоро к нему зашел Эдуардо.
– Парни погибли, – сказал он, с минуту постояв над кроватью молча.
– Твои родственники? – спросил Молинари.
– Чуко был мой племянник.
– Соболезную. Они были смелые парни, не испугались профессионалов.
– Я их вызвал, они не могли отказать. А теперь…
– Не казни себя. Убивали те двое, а не ты. Могли убить и нас.
– Ты спас меня.
– Не помню такого.
– А я буду помнить. Эдуардо Рейес не забывает таких вещей.
Молинари поднял и опустил руку, отмахиваясь. Движение отдалось резкой болью в боку.
– Лучше скажи, где остальные яйца, – посоветовал он Рейесу. – Эти двое найдут тебя. Продашь яйца моему клиенту – он поможет тебе хорошо спрятаться.
– Я и без него спрячусь. В Мексике меня не найдут.
– Туда еще надо добраться.
– У сеньоры не было больше яиц.
– Эти двое тебе не поверят.
– Ты тоже не веришь?
– Не знаю. Где мой телефон? Мне надо позвонить подруге.
– Ребята забрали его. Сказали, что звонить опасно, – если тебя слушают, могут вычислить, где ты.
– Идиоты, – Молинари раздраженно сморщился. – Даже если телефон выключен, даже если из него вынуть сим – карту, все равно его можно найти. И слушать через его микрофон, что вокруг говорят. ФБР так делает уже много лет. Скажи своим, чтобы отдали мне телефон.
– Хорошо, я скажу.
– По – моему, ты так и не понял, что эти ребята не будут играть в игрушки. Я могу тебе помочь.
– Чем? Никаких яиц больше нет. А без них твой клиент не станет мне помогать.
Молинари и в самом деле не знал, можно ли рассчитывать на Винника. Но чтобы это выяснить, ему нужен был телефон. А пока необходимо было прийти в себя.
Рейес ушел; после него появлялись только парни в красных футболках. Том предполагал, что Эдуардо отправили-таки в Мексику, где он рассчитывал затеряться.
Телефон не вернули, но покормили и сменили бинты. Сегодня Молинари уже вставал и ходил по комнате: слабость отступила. И вот «доктор», номер четырнадцатый, заговорил о «выписке».
– Где Эдуардо? – спросил «доктора» Молинари.
– В безопасном месте. Куда тебя отвезти?
– В Нью – Йорк.
Мексиканец засмеялся:
– Не ближний свет.
– Тогда до ближайшей конторы, где можно взять машину напрокат.
– Хочешь, я продам тебе машину? Недорого. Поедешь в Нью – Йорк на своей.
Молинари слышал, что Модесто – столица угонщиков всего Западного берега.
– Спасибо. Я предпочитаю «Херц».
– Как знаешь. Сейчас принесу тебе одежду.
– Если можно, без номера на спине, – попросил Молинари.
– Тебе и нельзя его носить, – пожал плечами мексиканец.
– Вот и отлично.
«Доктор» вернулся с парой ношеных джинсов, белой футболкой и просторной флисовой толстовкой неопределенного коричневатого цвета. На груди крупными белыми буквами было написано «B. U. M.»
– «Бомж». Смешная шутка, – сказал Молинари без улыбки.
– Извини, что не «Гуччи», – в тон ему ответил мексиканец. – Твои ботинки под кроватью. От крови их отмыли.
– Спасибо, доктор, – сказал Молинари. – Как хоть тебя зовут?
– Неважно. Одевайся, нам надо ехать.
Молинари, морщась, натянул принесенную одежду. Она пришлась ему впору. На самом деле, жаловаться было не на что: мексиканцы пошли на серьезный риск, приютив его после давешнего побоища в Терлоке. А ведь он не сделал для них ничего хорошего. Спас Эдуардо? Молинари так и не понял, в каких отношениях с этими четырнадцатыми номерами уже бывший, по-видимому, менеджер магазина на бульваре Голден Стейт. Вряд ли им была от него какая-то польза – просто пожилой дядюшка не самого важного члена банды, то есть один из тех, кого полагается защищать, не более того.
– А где, кстати, моя «Тойота»? – спросил Молинари «доктора».
– Ее вернули в прокат. Твою сумку не забыли, она уже в багажнике. Пошли.
Сервис, подумал Молинари. Надо же, вернули в прокат! Усмехаясь, он шагнул за порог – и увидел у двери серый «Форд Скайлайн». Другой, конечно, чем тогда в Терлоке, – но совершенно такой же.
Он еще успел развернуться и ударить. Молинари был, мягко говоря, не в лучшей форме, но четырнадцатый номер тяжело рухнул на пол. Сыщика тут же схватили сзади две пары таких сильных рук, что он и без дырки в боку едва ли сумел бы вырваться. Когда кто-то третий прижал к его лицу маску с хлороформом, Молинари улыбался: он сделал все, что мог.
Очнулся он от холода, в одних трусах, под выключенной бестеневой лампой, какими пользуются хирурги. Попытавшись пошевелить руками и ногами, Том понял, что его привязали к койке – или, учитывая лампу, скорее к операционному столу. Было тихо, и, повертев головой, Молинари никого в комнате не обнаружил. «Пугают, – подумал он. – Сейчас, мол, сделаем тебе операцию без наркоза. Цирк какой-то».
Туго притянутые ремнями ноги и руки затекли. Рана в боку саднила. Но надо было двигаться, чтобы перестать мерзнуть, и сыщик заворочался, натягивая свои путы. Через пару минут на лбу у него выступил пот. Теперь можно было на какое-то время расслабиться и попытаться думать о приятном, чтобы отступила боль. Молинари не умел медитировать; вместо этого он представлял себе Анечку Ли в разных соблазнительных позах. Шкафоподобный парень в спортивном костюме, вошедший в операционную через каких-нибудь десять минут, воззрился, пораженный, на нешуточную эрекцию, оттопырившую трусы пленного сыщика.