В лучшем своем парижском костюме Арманд, как заправский бульвардье, остановился на углу Десятой и Олив – стрит и оглядел «Скраггс, Вандервоорт и Барни». Здесь, конечно, не бульвар Осман, думал он: великие магазины – «Прентан», «Галери Лафайет» – настоящие дворцы, занимающие больше квартала каждый. А тут – неказистое строение красного камня, футов полтораста по фасаду, семь этажей, из которых, судя по окнам, только четыре торговых. Но для начала сойдет. Хаммер знал, что если в Сент – Луисе все получится, те, кто писал ему высокомерные ответы, выстроятся в очередь, чтобы принять у себя выставку русских сокровищ.
На встрече с редактором «Пост – Диспэтч» Джо Лори поначалу сидел со скептическим выражением лица, подрывая, по мнению Арманда, собственное предприятие. Но когда Хаммер извлек из внушительного – французской, естественно, работы – портфеля фотографии императорских яиц Фаберже, торговец одновременно с редактором подался вперед и, увидев это экзотическое великолепие, хлопнул Хаммера по плечу.
История американца, пытавшегося делать бизнес в Советской России и вернувшегося с царскими сокровищами вместо денег, была слишком хороша, чтобы отдавать ее конкурентам из «Глоуб». Впрочем, и редактор «Глоуб» тоже не желал уступать ее «Пост – Диспэтч»! Так что обе городские «ежедневки» в день перед открытием выставки вышли с первополосными статьями о Хаммере и его удивительной коллекции, которая, как вскользь упоминалось в обеих заметках, будет завтра выставлена на углу Десятой и Олив.
Увидев, как подействовали на циничных редакторов рассказы Хаммера, Лори уже не боялся тратить деньги ни на расклейку афиш по всему городу, ни на огромные плакаты на здании самого универмага. В день открытия выставки в очереди стоял весь город. Ну хорошо, пусть не весь – но никак не меньше пяти тысяч человек. Арманд даже испугался давки: разочаровать такую толпу было бы опасно; не ровен час, начнет бить стекла, а там и устроителей. Но обыватели штата Миссури сметали с витрин все, что было на них выставлено: бусы за $ 9,99, браслеты за $ 99 – это Виктор придумал поставить цены, как в обычном магазине, а не как в арт – галерее; пожалуй, никто до них не применял к искусству уловку с девятками. Через неделю стало ясно, что закрывать выставку нельзя, и Лори умолял доставить еще товар. На этот раз отправлять его личным багажом не пришлось. Лекции Виктора в музыкальном зале универмага собирали полные залы: не зря он учился актерскому мастерству в МХТ.
К концу второй недели огромный чикагский универмаг «Маршал Филдс», куда Арманд тоже отправлял свое письмо, но не получил ответа, предлагал Хаммерам трехнедельный контракт. Арманд мысленно благодарил Хофмана, Микояна, свою счастливую звезду. Ни одного императорского яйца бизнесмен не продал, но теперь он все равно мог позволить себе вернуть какое-нибудь яичко Романовым. В конце концов, это их родовое имя и их двуглавый орел принесли ему удачу.
Впрочем, наученный горьким опытом, Арманд не посмел отлучиться сразу. После Чикаго «Сокровища Романовых» отправились путешествовать по всему Среднему Западу. Хаммер строго наказал Виктору соблюдать очередность: ехать сперва в те города, откуда раньше пришло приглашение. Незачем поощрять трусость и неторопливость в принятии решений. Когда шоу Хаммеров начало въезжать в города в сопровождении вооруженного эскорта, словно грузовик с золотом в Форт Нокс, Арманд понял, что братья уже ничего не смогут испортить. Правду сказать, без Виктора это предприятие и не вышло бы таким блестящим.
C Лондоном у Арманда были связаны слишком свежие неприятные впечатления, и он решил ехать в Данию, к младшей дочери Александра III. Погрузившись в Хобокене на польский пароход «Пуласки», он без приключений добрался до Копенгагена через Галифакс. По дороге кто-то из корабельных офицеров рассказал ему, что раньше это судно ходило под русским флагом и именовалось «Царь». Хаммер увидел в этом факте доброе знамение.
Баллеруп лежал в каких-нибудь пятнадцати милях к западу от Копенгагена. В Америке это был бы пригород важного метрополиса, здесь – сонная деревня. Хаммеру сказали, что великая княгиня с мужем продала дворец Видере, где до самой смерти жила ее мать, вдовствующая императрица Мария, и переехала на обычную большую ферму. Понятно, содержать дворец русским изгнанникам не по карману. Но Арманд все же не был готов к тому, что увидел: самый обыкновенный серый фермерский дом, подсобные постройки… А вот это уже явный перебор: коровы! Они что здесь, в самом деле разводят скот?
Впрочем, тут же подумал Арманд, в России бывшие графы и князья, не успевшие или упрямо не захотевшие уехать, опустились и того ниже. Чему тут удивляться: такие времена, и наша семья помогла их такими сделать. Папу Джулиуса, одного из основателей Компартии США, наверняка порадовала бы идиллическая датская ферма великой княгини: вот она, зримая победа труда над отжившими средневековыми привилегиями.
Хаммер не писал великой княгине заранее: решил сделать ей сюрприз. Он слышал, что Ольга и ее муж стараются помогать русским эмигрантам и двери их дома всегда открыты для соотечественников в беде. Значит, любым гостям, особенно говорящим по-русски, здесь не удивляются. Арманд попросил шофера остановиться перед воротами и ждать. Захватив портфель, он вылез из наемного «Опеля» и поискал глазами звонок или хоть какое-нибудь средство уведомить хозяев о своем прибытии. Ничего не найдя, решительно толкнул калитку и двинулся к дому.
Мохнатый черный пес залился лаем, натянул цепь. Хаммер остановился на дорожке. Во дворцах Петербурга о прибытии гостя докладывал хозяевам дворецкий. Здесь явно было заведено иначе. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина. Коротко стриженные темные с проседью волосы, вздернутый носик, приветливые карие глаза, скромное платье – экономка? Но тогда почему в заляпанном разноцветной краской переднике?